Известия, 26 октября 2002 года
Алексей Филиппов


Страдания пожилого Вертера




"Черный принц" на сцене Театра имени Пушкина

Роман Айрис Мердок "Черный принц" публиковала "Иностранная литература", и это было в давние-предавние, брежневские времена. Вчера в Театре имени Пушкина состоялась премьера: Роман Козак поставил пьесу Айрис Мердок "Черный принц, или Праздник любви". Козак руководит этим театром с апреля 2001 года, за это время в его филиале вышло два едва ли не самых модных московских спектакля и две просто хорошие постановки. Малую сцену Козак вытянул, с большой дело обстояло иначе - мешал прежний репертуар, да и ставить на ней куда сложнее. Его "Ромео и Джульетта" оказались качественным и вполне обычным спектаклем: в прошлом сезоне большая сцена Пушкинского театра оставалась прежней. А в новом на ней появился "Черный принц".

Немолодому и неудачливому писателю не дают уехать за город - там он собирается засесть за книгу всей своей жизни. Сперва к нему является брат бывшей жены, затем звонит до смерти перепуганный друг, чуть не убивший собственную жену, позже врывается сестра - она жалуется на благоверного, а потом травится снотворным. Человек пытается послать прежнюю жизнь к черту, а окружающие цепляются за него изо всех сил - экс-супруга собирается окутать несчастного любовью, жена друга тащит его в постель, сестра обещает остаться у него навсегда. А сам писатель свободен от любви, и это его вполне устраивает: тот, кто поглощен собой, неуязвим. Но любовь добирается и до него: пожилой человек по уши влюбляется в юную дочку друзей, та отвечает ему взаимностью.

И жизнь рушится: они уезжают, их разлучают, мать девушки убивает мужа и сваливает убийство на героя.

Суд, пожизненное заключение, общее непонимание - всяк судит о бедолаге по-своему, он превращается в миф... И мораль: игра стоила свеч - обретя любовь, писатель-неудачник смог написать свою книгу.

Таков сюжет, а в последней фразе отчасти заключен и смысл спектакля. В нем заняты отличные артисты: главного героя играет Александр Феклистов, мать его юной симпатии - Оксана Мысина. Они не получают зарплату в Театре Пушкина, Козак пригласил их в свой спектакль со стороны, но и числящаяся в этой труппе Вера Воронкова немногим им уступает. Хороша и Лолита писателя Брэдли Пирсона, миниатюрная Александра Урсуляк (студентка Школы-студии МХАТ дебютировала на этой сцене в роли Джульетты). Состав удачен - тому, кто чувствует театр, интересно наблюдать, как из него рождаются ансамбль и спектакль.

Феклистов ровен с начала и до конца, а Мысина нервничает - и поначалу работает грубо, с нажимом. Но к середине первого акта она становится сама собой. Вера Воронкова очень занятно играет фарс - а ведь в ее роли и зацепиться-то не за что... Это радости умеющего смаковать детали игры театрального гурмана: все прочие оценят стиль и круто закрученный сюжет постановки.

Спектакль сдержан, изящен - и вместе с тем увлекателен: режиссер помнит, что новый зритель терпеть не может театральной скуки. Человек-мякиш Александра Феклистова путается под ногами у женщин, мается со своей никак не рождающейся великой книгой. А в финале комический персонаж превращается в трагическую фигуру. Моющий тюремные окна зэк рассказывает зрителям о том, что он принял свою судьбу, - судя по всему, герой Феклистова ни о чем не жалеет.

Домашняя квочка, которую играет Мысина, оборачивается специализирующейся на уничтожении мужчин Медузой Горгоной: она убивает мужа кочергой, на всю жизнь сажает в тюрьму любовника (бедный писатель не устоял-таки перед ее напором) и чувствует себя отлично.

Героиня Веры Воронковой тоже преображается: бой-баба обретает истинный свет, свою версию преступления бывшего мужа она излагает под бодрый аккомпанемент двух приплясывающих молодцов: "Хари-и-и Рама!.."

Жил да был нормальный человек, а теперь его не стало, а каков он был, уже никто не узнает - каждый из свидетелей событий придумывает его на свой лад. Зэк вычеркнут из жизни, людская память лжива, и добряк становится чудовищным гибридом, помесью Макиавелли и безвольного инфантила, сексуального маньяка и гомосексуалиста... И все же последнее слово за его книгой.

Роман Козак тонкий режиссер, но вкусы сегодняшнего зрителя ему хорошо известны: тот, кто потратил на спектакль деньги и вечер, имеет право на хеппи-энд - пусть даже и относительный.

Ведомости, 28 октября 2002 года
Олег Зинцов

В Театре Пушкина открыли дело
писателей


Роман Козак поставил "Черного принца" Айрис Мердок

Роман Козак руководит Театром им. Пушкина второй сезон и за это время сумел добиться главного: если два года назад ходить в этот театр было совершенно незачем, то теперь - любопытно. Не сказать, чтобы новый репертуарный конвейер производил шедевры, но его задача, как можно понять, пока в другом.

Сделать театр неглупый, но доступный хотели бы, вероятно, многие; удача Козака в том, что для него это стремление, судя по последним премьерам, органично. Он не подыгрывает зрителю антреприз, но умеет сделать так, чтобы этому зрителю было нескучно. Он пересказывает интеллектуальный роман Айрис Мердок упрощенным языком love story, но не забывает о его втором - шекспировском - сюжете. И то и другое выходит, по-моему, более плоско, чем могло бы быть, но затеянная Козаком репертуарная игра по крайней мере занимательна.

Его первым спектаклем в качестве худрука Театра им. Пушкина была "Академия смеха", в которой японский драматург приносил цензору пьесу "Джулио и Ромьетта" - пародию на шекспировскую драму. Следующей постановкой оказалась "Ромео и Джульетта". Теперь вышел "Черный принц", по которому белой ниткой прошит гамлетовский мотив.

Забавно, кстати, представить, какой душераздирающий кич можно сочинить из переделанного в пьесу романа Айрис Мердок: ее сюжет - готовая ловушка для любителей бульварного фрейдизма; в нее наверняка угодил бы, например, Андрей Житинкин. Роман Козак осмотрительно обошел стороной.

Стареющий писатель Брэдли Пирсон, не опубликовавший за всю жизнь ни одной книги, влюбляется в 20-летнюю дочь своего друга и конкурента, пекущего романы как пирожки. Любовная история начинается с того, что Брэдли по просьбе девушки трактует "Гамлета" - сперва в духе расхожего психоанализа, затем, все больше увлекаясь, излагает собственную концепцию, основанную на том, что Гамлет - самый автобиографический из шекспировских героев. Его бездействие в чем-то сродни неспособности самого Брэдли написать книгу, и сюжет трагедии начинает, как в кривом зеркале, отражаться в комедии положений, в которой увяз писатель, собравшийся было сбежать из Лондона в домик у моря, но каждый раз спотыкающийся буквально на пороге: то из Америки приезжает бывшая жена, то ушедшая от мужа сестра съедает упаковку снотворного, то друг-писатель бьет свою жену по голове кочергой и т. д. Затем Брэдли влюбляется в юную Джулиану - и, разумеется, видит в ней не Лолиту, но Офелию.

Вероятно, интереснее и сложнее всего разыграть эту историю как трагедию несоответствия - невозможности и комичности гамлетовских жестов и гамлетовской рефлексии в пространстве и обстоятельствах буржуазной мелодрамы. Вероятно и то, что приглашенный на главную роль Александр Феклистов мог бы справиться с этой задачей - как, впрочем, мог и проиграть.

Рассуждать об этом, однако, излишне, потому что Роман Козак ставил перед собой и актерами совсем другие задачи. Его "Черный принц" первым делом, конечно, love story - возможно, поэтому интересней смотреть не на устало рефлексирующего Феклистова, а на Александру Урсуляк в роли Джулианы: она прелестна и пока что очень искренна, а большее ее Лолите-Офелии вряд ли нужно. Остальные роли получились по большей части плоскими: Оксана Мысина играет жену друга-писателя так, что, не зная сюжета, нетрудно догадаться: ее героиня подстроит Феклистову какую-нибудь гадость; Елена Новикова в роли экс-супруги героя занята главным образом пародированием американских манер; Вера Воронкова в роли сестры однообразно капризничает.

В этом упрощении и шаржированности есть понятный расчет - на таком фоне главные герои должны выглядеть живыми людьми, а их чувства - подлинными. Тем более что именно подлинность и мнимость - главный сюжет спектакля. У Козака все, в общем, просто и внятно: Брэдли Пирсон - истинный художник, его друг и конкурент Арнольд Баффин (Борис Дьяченко) - удачливый ремесленник. Пережив настоящее чувство и настоящую драму, потеряв Джулиану и попав в тюрьму по ложному обвинению, Брэдли Пирсон пишет наконец свою главную книгу - и предстает в финале не проигравшим, а победителем. Мне нечего добавить к этой морали, кроме сожаления, что в результате "Черный принц" стал похож не на трагикомедию, а на мелодраму. Если, конечно, не принимать в расчет сегодняшнюю трагикомичность сюжета "писатель должен сидеть в тюрьме".

Коммерсант, 29 октября 2002 года

Слегка абсурдный вымысел


"Черный принц" в Театре имени Пушкина

Московский театр имени Пушкина показал премьеру спектакля "Черный принц, или Праздник любви" по пьесе Айрис Мердок в постановке Романа Козака. Художественный руководитель доказал, что всерьез настроен на претворение в жизнь заявленной год назад для большой сцены программы: делать хороший театр для нормальных зрителей. Комментирует РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Обычно, если пьеса на основе романа оказывается хуже самого романа, можно пенять инсценировщику. Но в случае с "Черным принцем" такой возможности нет: версия для театра была написана самим автором – Айрис Мердок. Переделывая свое детище под нужды сцены, автор своими руками лишила знаменитый роман, в свое время опубликованный в "Иностранке" и полюбившийся интеллектуалам, многих тонкостей изощренной литературной игры. Ничего не поделаешь: театр – искусство грубоватое. Мердок, естественно, боролась с собственной "литературностью", и в тех нескольких местах, где герои застревают на обсуждении задач искусства, спектакль, пробуксовывает. Но увлекательная фабула, естественно, остается, отличные диалоги тоже. Историю про злоключения стареющего писателя-неудачника Брэдли Пирсона, мечтающего наконец написать главный роман своей жизни, но в конце концов попадающего в тюрьму по ложному обвинению в убийстве, Роман Козак превратил в качественный, отлично сыгранный спектакль.

Главное, что удалось,– передать то ощущение слегка абсурдной вымышленности, которой подсвечены вроде бы вполне житейские коллизии, в которые попадает главный герой. Что появление свалившихся как снег на голову сестры Присциллы и бывшей жены Кристин, что ревность к успеху друга, преуспевающего литератора Арнольда Баффина, что внезапные домогательства к Пирсону жены Баффина Рейчел, что, наконец, короткий и бурный роман с их дочерью Джулианой – у Мердок все это имеет намеренный привкус обостренной литературности, Козак находит эквивалент в намеренном привкусе обостренной театральности. Тут было важно точно попасть с актерами и не переборщить. Кажется, у Козака получилось и то и другое.

Правда, главных героев романа режиссер омолодил как минимум лет на десять. Незадачливого Пирсона, который постоянно пытается уехать из Лондона, чтобы наконец-то начать творить литературу, да все время попадает в досадные бытовые переделки, отлично играет Александр Феклистов. Оксана Мысина и Вера Воронкова (соответственно Рейчел и Присцилла) добавляют в спектакль уместной живой эксцентрики. Борис Дьяченко превращает Баффина в однообразного неврастеника, но в расклад персонажей такое решение тоже укладывается. Очень хороша молодая актриса Александра Урсуляк в роли Джулианы. В предыдущей постановке Романа Козака она играла шекспировскую Джульетту, а здесь в одной из сцен является черным Гамлетом с черепом в руке, то есть тем самым таинственным "черным принцем", который вынесен в название и присутствует у Айрис Мердок как главный закулисный персонаж литературной игры.

Собственно говоря, из всей своей нескучной игры театр умудряется даже извлечь простую мораль, и она вполне соответствует типу театра, выбранному Романом Козаком,– доступное качественное зрелище для культурных зрителей. Чтобы эту идею донести до публики, потребовались усилия художника Валерия Левенталя. Дело даже не в имитирующих мелкую кирпичную кладку благопристойной Англии стенах, а в полупрозрачных перегородках, дозирующих глубину пространства для разных сцен. Когда одна из этих перегородок первый раз поплыла вверх, я обратил внимание, что она как-то не очень чиста, и огорчился неаккуратности. Но оказалось, что эта мутность была неспроста. В финале спектакля, уже после того, как Рейчел убила мужа и свалила вину на Пирсона, невинный бедолага был осужден, а выжившие герои произнесли монологи о своем видении событий, заключенный Брэдли опять появился на сцене, но теперь в спецодежде мойщика стекол, со стремянкой и шваброй. В оригинале "Черного принца" он умирает на нарах, в спектакле – выживает. Пирсон все-таки написал свой роман и стал писателем. Занавес закрывается, а герой энергично моет стекла: чтобы художник мог наконец увидеть мир ясным и незамутненным, он должен свое отстрадать.

Время новостей, 30 октября 2002 года
Марина Давыдова

Черный принц, черный, черный...


В Театре им. Пушкина играют спектакль по знаменитому роману Айрис Мердок

Айрис Мердок была очень умной и образованной женщиной. Она преподавала философию в Оксфорде, читала курс по французскому экзистенциализму и писала романы. Один из них, «Черный принц», был опубликован в самый разгар застоя в «Иностранной литературе» и стал, как сейчас выразились бы, одной из культовых книг российской интеллигенции.

Аромат тамошней жизни вкупе с метаниями своего брата интеллигента и острым любовно-криминальным сюжетом сражали наповал. Интеллигентный человек, писатель, совесть, так cказать, нации, как выяснилось по прочтении романа Мердок, мог спать с женой друга, без памяти влюбиться (и влюбить в себя) его дочь, не приехать на похороны собственной сестры, быть осужденным по ложному обвинению в убийстве, и при этом ни разу не задуматься о судьбах родины. Не знаю, увлекалась ли Мердок Набоковым, но некоторые параллели с романами последнего при чтении «Черного принца» неизбежно бросаются в глаза. Во-первых, конечно же центральная тема - умный и тонкий человек, эскапист до мозга костей, больше всего на свете боящийся попасть в пошлую ситуацию и именно в нее неизменно попадающий. Во-вторых, сходство сюжета с изящной и имеющей парадоксальное решение шахматной задачей. В романе Мердок все закольцовано, все ружья стреляют в нужный момент, все концы сходятся с концами, все шекспировские реминисценции отработаны по полной программе (вы, конечно, уже угадали, о каком черном принце идет речь).

Теперь этот, давно уже не культовый роман поставил Роман Козак. Поставил, сразу же скажу, неплохо. Добротно и интеллигентно. Если бы не русская речь персонажей и не знакомые лица исполнителей, его опус можно было бы атрибутировать как среднестатистический английский спектакль, в котором, как правило, нет бьющей в глаза режиссуры, зато есть внятный сюжет, стильные декорации, грамотные мизансцены и отменные актеры. Приглашенный на роль главного героя Брэдли Пирсона Александр Феклистов, большой специалист по части рефлексии, трагизма и душевного надрыва, после того как родители-разлучники увозят от него юную возлюбленную, на глазах стареет лет на десять и превращается из вполне привлекательного мужчины в пожилого неврастеника. Это превращение Феклистов играет столь мастерски, что его можно рассматривать как отдельный театральный аттракцион. Оксана Мысина в роли стервы Рейчел, не особенно разнообразя палитру, отыгрывает главное качество своей героини в присущей и идущей ей острохарактерной манере. Александра Урсуляк очень хороша, свежа и естественна в роли молодой возлюбленной героя, а по-декадентски красивая и по-декадентски же талантливая Вера Воронкова весьма убедительно впадает в отчаянье в роли суицидальной сестры героя Присциллы.

В постановке Козака в выверенной пропорции присутствуют пригоршня гротеска, щепоть иронии, фунт психологизма и пять половников густой мелодраматической субстанции. И нет лишь какой-то малости (эдакой редкой специи), которая могла бы превратить грамотно приготовленный театральный суп в изысканное блюдо, коим сам роман, безусловно, является. Айрис Мердок умудряется избежать мелодраматического надрыва, нигде не сгустить краски, ни разу не превратить своего «Черного принца» в «черного, черного», подавая сюжетные страсти-мордасти с холодноватой отстраненностью, особенно удивительной, если учесть, что большая часть романа написана от первого лица. Это книга рафинированного эстета, озабоченного совершенством своей литературной игры едва ли не больше, чем нравственными метаниями героев и собственными же философскими построениями. При переводе на драматургический язык (а он сделан самой Мердок) описанные выше качества неизбежно теряются. При переводе на язык сцены они теряются вдвойне. В спектакле Козака все куда проще и очевиднее литературного первоисточника, но упрекать режиссера в этом не поворачивается язык. И вот почему.

Возглавивший в прошлом году Театр Пушкина и превративший его из безусловно отстойного в несомненно пристойный, Роман Козак едва ли не первый в новейшей театральной истории озаботился очень важным делом, а именно созданием крепких буржуазных спектаклей. Не эстетских, рафинированных, претендующих на поколенческое высказывание или новое слово в искусстве, а именно крепких буржуазных, являющихся на наших просторах дефицитом почище австрийских сапог в советские времена. У нас есть театральные мэтры, театральные экспериментаторы, бессовестные пошляки, спекулирующие на низменных зрительских страстях, но постановщиков, умеющих изготовить спектакль, на который можно смело отправить своего неглупого, но и не очень разбирающегося в театральных тонкостях родственника, нет - хоть плачь. И если Козаку удастся-таки превратить Театр Пушкина в плацдарм качественного театрального искусства, это будет настоящим прорывом, сопоставимым с созданием среднего класса, которого в России хоть и мало, но все же уже больше, чем среднего буржуазного театра.

Культура, 31 октября 2002 года
Ирина Алпатова

Роман с романом


"Черный принц" А.Мердок в Театре имени Пушкина

Обидно... Роман Козак, художественный руководитель Театра имени Пушкина, сам того, вероятно, не желая, изменил театру. С кем? С английской писательницей Айрис Мердок, вернее, с ее романом "Черный принц". Что и говорить, вещь стоящая. Читать бы его, не отрываясь, перелистывать любимые страницы, делать заметки на полях, замирая от точности формулировки или изящного парадокса. И вот уже, кажется, видишь всех этих героев, покидающих плен строк и слов и обретающих призрачную сценическую реальность. Пусть иллюзорную, но очень достоверную, чувственную. И не надо им мешать. Но Козак влюблен в роман, в его текст. Ему безумно дороги каждая мысль и каждый мотив, ему интересны трактовка "Гамлета" и увлекательные рассуждения на темы творчества, он заворожен изысканно-психологическими разъяснениями поступков и их мотивировок. Он не хочет упустить ничего, но все обосновать не столько логикой сценического действия, сколько текстовыми изысками Мердок. "Слова, слова, слова..." так и не отпустили героев на свободу. Их хватило бы как минимум на три спектакля. Но мы-то видели один, рожденный режиссером в мучительных попытках объять необъятное. Не сложилось, что совершенно естественно. Отдельные пласты, отдельные блики сталкивались, мешая друг другу, гася сценическую искру. А она ведь то и дело вспыхивала, да еще как ярко.

Идти по утоптанной сюжетной дорожке было бы и впрямь примитивно. Не тот автор и не тот режиссер. Этот путь Роман Козак отмел с порога. Более того, фабульные перипетии и взаимоотношения персонажей поданы весьма иронично, а порой и вовсе гротесково. Тут катаются на роликах и велосипедах, неуклюже-азартно исполняют балетные па, поют хором, выдают водевильное соблазнение с раздеванием, а объясняясь в любви, резво несутся по тренажерной беговой дорожке. Картинно сходят с ума, заламывают руки и падают в обморок, горстями глотают снотворное, раздают пощечины и пускают в ход кочергу в качестве орудия убийства. Блистательно отточенные, остроумные и виртуозные сольные номера Оксаны Мысиной (Рейчел), Веры Воронковой (Присцилла), Елены Новиковой (Кристин) под аккомпанемент общего партнера Александра Феклистова (Брэдли Пирсон).

Они играют сюжет, а мы читаем между строк. Вот она, безусловная удача режиссера, - создание такой атмосферы, где это чтение возможно на невербальном уровне. Причем события вполне реальные обращаются в паноптикум видений, этой реальностью вытесняемых. Тут пора вспомнить о главном герое Брэдли Пирсоне - Феклистове, невольном провокаторе и жертве собственной бессмысленной и беспощадной борьбы с собственной же жизнью. Писатель, не издавший ни единой книги, но считающий себя едва ли не гением, имеющим право на "высокое молчание". Человек, бегущий от любой человеческой же привязанности, далекой от мифического идеала. Живущий "в ожидании Годо", которого нет. Не потому ли так смешно и карикатурно это окружение, что оно словно бы отражено в кривом зеркале его брезгливо-отстраненного восприятия. Нет идеала - нет и человека, и ничего не стоит походя обратить живого в "персонаж", оставаясь притом в недоумении: и почему, собственно, эти куклы так назойливо пытаются идти на тесный и телесный контакт?

Ирония судьбы между тем кроется в том, что и сам Брэдли - Феклистов отражен все в том же кривом зеркале. Непризнанный гений весьма средних лет, стыдливо уменьшающий возраст, нелепый и неуверенный в себе, лишенный стержня и мужского обаяния. Наглухо запертый в кирпично-кулисных стенах, где перегородки между комнатами так похожи на решетки, а прозрачный пластик окон - на пуленепробиваемые щиты (сценография Валерия Левенталя). В одной руке - чемодан, в другой - телефонная трубка: он ждет такси, которое увезет его куда-то далеко, в домик у моря, где можно будет наконец-то начать писать о настоящем. Но "персонажи" не пустят. То явится жена друга Рейчел - Мысина и под символическую песенку "I am crazy" в буквальном смысле припрет писателя к стенке, требуя проявления мужского начала. Затем то же повторит ее юная дочь Джулиана - Александра Урсуляк. Застрекочет с американским акцентом вернувшаяся неизвестно откуда бывшая жена Кристин - Новикова, одержимая навязчивой идеей всеобщего благоденствия. Исполнит выход трагической героини сестра Присцилла - Воронкова, заполонив квартирку Брэдли не только своими стенаниями, но и шубами, китайскими вазами, шкатулками и жемчугами. Этот замкнутый круг будет бесконечно вращаться без намека на разрыв и остановку.

Можно ли об этом писать, с точки зрения "гения"? Можно ли с этим жить, оставаясь нормальным человеком? Брэдли - Феклистова, конечно, стоит пожалеть. Как, впрочем, и "осудить" за демонстративный отказ от живых во имя фантомов. Все это так понятно, потому что и второй план, и подтекст замечательно поставлены режиссером и сыграны актерами. И вдруг начинаешь ощущать какую-то зрительскую благодарность за то, что тебе доверяют, не сбрасывая со счетов способности мыслить и чувствовать в унисон. Но как только наступает благословенная пауза, предназначенная, казалось, как в японском театре, для того, чтобы зритель эмоционально "догнал" актеров, как тут же Роман Козак дает отмашку для текстовых вступлений. Умных, серьезных, замечательных и абсолютно здесь лишних. По крайней мере, таковыми они кажутся. Они мешают, они подводят все под общий знаменатель (а хотелось бы - под свой), они лишают тебя увлекательного права на соучастие.

Особенно когда многократно и с разных точек зрения объясняется весьма символичный и умиротворенно-трагический финал. Так неумело и неловко сбежавшие Брэдли - Феклистов вместе с молодой Джулианой - Урсуляк оказались все в том же замкнуто-фантомном пространстве с картонно-картинными волнами вместо реальной стихии. И, смешно балансируя на роликах, Брэдли отправится в конце концов в тюрьму, приговоренный к пожизненному заключению за несовершенное преступление (Рейчел убила мужа, свалив вину на горе-писателя). Какая изощренная месть самой жизни за столь категорический отказ принять ее реалии. В свершившуюся любовную метаморфозу верится с трудом, тем более что давняя человеческая несостоятельность в итоге обернулась мужской. Учитывая юность возлюбленной, это звучит не менее символично. Но столь логичный финальный аккорд вдруг почему-то замолк, а у возникшего некстати микрофона выстроилась череда персонажей, непременно желавших поведать городу и миру о своем к этому отношении. И вещали они довольно долго под аккомпанемент робких зрительских шагов по направлению к выходу из зала. Потому что подлинный и весьма интересный, тонкий и интригующий спектакль для них уже закончился.